Кинокритик Антон Долин про якутский нуар «Мой убийца»

Антон Долин рекомендует не пропустить сенсацию — фильм из Якутии появился на сотне экранов по всей стране. Мерзлота — вечная, Лена — река, Якутия наше отечество, смерть неизбежна. Начав со следственного эксперимента, в ходе которого личность убийцы выясняется подозрительно стремительно, молодой детектив (Вячеслав Лавернов) лишь ступает на путь к истинной разгадке тщательно организованного преступления. Поиски приводят его в тайгу, где добывают золото, — на безлюдные берега Лены, сакральной реки народа Саха. Изысканная цветовая палитра напоминает о Вонге Кар Вае, сумрачная депрессивная атмосфера — о новых корейских нуарах, эротическая линия с роковыми женщинами-двойниками (обеих играет Галина Тихонова) — то ли хичкоковское «Головокружение», то ли линчевский «Малхолланд-драйв». Но и постсоветское наследие опознается безошибочно в городском пейзаже Якутска, пока герои не покидают его, сливаясь с магической природой. При всем этом в основе фильма лежит повесть народного писателя Якутии Егора Неймохова «Случай на озере Сайсары» по мотивам реальных событий. В Якутии невозможное становится возможным, даже будничным. Брутальный триллер режиссера Костаса Марсана и продюсера (она же автор идеи) Марианны Скрыбыкиной «Мой убийца» на российских экранах — событие эпохальное, переоценить его масштаб невозможно. Впервые самородок якутского кинематографа огранен для широкого потребителя и предъявлен ему. Пусть прокат и не так широк, как хотелось бы мечтать пропагандистам этого уникального явления, но все-таки достаточно масштабен, чтобы большинство желающих смогли посмотреть фильм. О феномене Сахавуда (по аналогии с Голливудом или Болливудом) много шумят, толку от этого чуть. Якутское кино слишком своеобразно сочетает откровенную кустарность с вдохновенной изобретательностью, чтобы прийтись по душе зрителям за пределами республики; к тому же есть проблема культурного и языкового барьера. На малой родине эти картины, которые часто снимаются за сущие копейки, бьют по сборам американские блокбастеры и ухитряются окупиться в местном прокате. У нас их показывают по преимуществу на фестивалях, и там редко набираются аншлаги, сколь бы оригинальным ни было зрелище. Поэтому выпуск «Моего убийцы» — рискованный эксперимент, которому необходима поддержка всех возможных энтузиастов, от синефилов до патриотов отечественного кино. В конце концов, Якутия — часть России. Если уж у вас есть потребность гордиться кинематографическим наследием своей страны, то якутские фильмы дают к этому куда больше поводов, чем российские. «Мой убийца» — пробный камень, но при этом вовсе не наиболее самобытная из якутских картин. Скорее, самая универсальная, проще всего опознаваемая зрителем, не погруженным в национальный контекст (вместе с тем знакомящая с ним). В прямом смысле слова — верхушка айсберга. В Якутии снимают специфичные авторские фильмы, необычно сочетающие игровые элементы с неигровыми. Например, за последние пару лет вышли и были показаны на фестивалях за пределами республики «Бог Дьёсёгёй» Сергея Потапова, «Неразгаданная любовь» Михаила Лукачевского и «Его дочь» Татьяны Эверстовой, которая даже получила Гран-при в Выборге. Одновременно с этим отметившая недавно десятилетие творческая группа «ДетСаТ» («Дети Саха-театра») снимает одну за другой хитовые комедии, которые вряд ли вызовут столь же восторженную реакцию в других российских регионах. Целая плеяда молодых режиссеров специализируется на якутских хоррорах — не менее оригинальных, чем, допустим, японские, основанных на верованиях народа и неразрывно связанных с фольклорной языческой традицией. На экраны выходят постапокалиптические боевики, полицейские драмы, мелодрамы; все это востребовано у местной публики. Если попробовать определить, в чем специфика якутского кинематографа и его принципиальное отличие от российского (кроме языка — впрочем, якутский часто смешан с русским), то в глаза бросятся две особенности. Первая: исключительная демократичность. Даже когда речь идет об авторском и экспериментальном кино, налицо стремление режиссеров, сценаристов и продюсеров к коммуникации с аудиторией, к разговору с ней на равных о том, что ей по-настоящему интересно: в этот спектр включены и социальные проблемы, и экзистенциальные, и потребность в развлекательном зрелище. Вторая: уникальная связь с природой, которая ощущается и в урбанистическом Якутске. Из столицы, впрочем, за полчаса можно доехать до пещеры с вечной мерзлотой или до берега Лены. Разумеется, две эти черты якутского кино неотделимы друг от друга. «Мой убийца» только выходит на экраны, но уже пора задать вопрос: «Что будет дальше?». Есть небольшая опасность, что в Якутию ринутся российские продюсеры, чтобы попробовать захватить столь благодарного зрителя — и заодно стандартизировать (увы) локальное кино, одарив его своими представлениями о «профессионализме»: из-за его нехватки якутские кинематографисты действительно очень переживают. По счастью, население республики не так велико, а его финансовые ресурсы не так безграничны, чтобы московские или петербургские золотоискатели всерьез на них позарились. Другая угроза исходит изнутри еще юной киноиндустрии: как бы в погоне за мифическим широким прокатом и фестивальной востребованностью режиссеры не начали формировать «заказ» и пытаться ему следовать. Именно это сгубило на корню то хорошее и живое, что было в российском кино. В любом случае сегодня якутское кино — самый драгоценный металл из тех, что водятся на севере нашей страны. Пока копи не истощились, спешите видеть.