«Кто пролоббировал эту поправку? Думаю, что это сделали не специалисты», — уверена руководитель центра исследования межнациональных отношений Института социологии РАН Леокадия Дробижева, размышляя о будущем появлении в российской Конституции определения «государствообразующий народ». О том, чем оно не устроило Валерия Тишкова и как изменился подход Владимира Путина с 2012 года, — в интервью Дробижевой для «БИЗНЕС Online».
Леокадия Дробижева: «Люди голосуют за наши конституции, за наше правительство, когда его выбирают. Они себя чувствуют гражданами России, а не людьми какой-то национальности, одной или другой»
«ДЕЙСТВИТЕЛЬНО, ЭТА ПОПРАВКА МОЖЕТ ИМЕТЬ ДВОЙНОЕ ТРАКТОВАНИЕ»
— Леокадия Михайловна, как вы считаете, почему Институт этнологии и антропологии РАН, научным руководителем которого является Валерий Тишков, раскритиковал президентскую поправку в Конституцию о «государствообразующем народе»?
— Я думаю, что Валерий Тишков говорит об этом потому, что у нас в Стратегии государственной и национальной политики нет термина «государствообразующий народ». Его нет. Поэтому и мы знали, и в Институте этнологии и антропологии РАН, что будет, естественно, мнение и о других народах, которые испокон веков живут на территории страны. Люди голосуют за наши конституции, за наше правительство, когда его выбирают. Они себя чувствуют гражданами России, а не людьми какой-то национальности, одной или другой. Голосуют граждане Российской Федерации. Поэтому выделять среди них какой-то народ на момент утверждения Стратегии, во время дискуссий, посчитали нецелесообразным.
Мы знали, что в статье Владимира Путина накануне выборов в 2012 году «Россия: национальный вопрос» говорилось о государствообразующем народе (в своей статье, опубликованной «Независимой газетой», Путин писал: «Русский народ является государствообразующим — по факту существования России. Великая миссия русских — объединять, скреплять цивилизацию. Языком, культурой, «всемирной отзывчивостью», по определению Федора Достоевского, скреплять русских армян, русских азербайджанцев, русских немцев, русских татар. Скреплять в такой тип государства-цивилизации, где нет «нацменов», а принцип распознания «свой–чужой» определяется общей культурой и общими ценностями» — прим. ред.). Но он говорил об этом в историческом смысле, что изначально русские формировали наше государство. И это не вызывало каких-то дебатов (хотя были мнения по этому поводу, мол, почему вообще говорится об этом). Поэтому в Стратегии не было вот этой позиции «государствообразующий народ».
И появление в Конституции сейчас предложения о том, что русский язык — язык государствообразующего народа, — для нас это было неожиданностью, так как мы участвовали в подготовке Стратегии. Я же могла бы подобное трактовать одним образом: русский язык считается у нас государственным — это правильно. Это общий государственный язык. Поэтому и можно было бы называть и предлагать русский язык как язык, государственный для российского народа или государственный для России.
— А каково ваше отношение к этой поправке? Действительно ли, она как-то меняет статус-кво в межнациональных отношениях в России?
— Действительно, данная поправка может иметь двойное трактование, и это будет создавать трудности при ее интерпретации, понимании. Какие трудности? Скажем, да, русские будут считать, что, раз русский — язык государствообразующего народа, значит, это мы государствообразующий народ. Тогда выходит, что кто-то таковым не является? Люди, являющиеся по национальности не русскими, будут спрашивать: «А как же мы не граждане? Мы что, не голосуем на выборах, в том числе за Конституцию? Мы не живем по законам нашего государства? Не создаем ценности?» Потому и будут трудности.
Валерий Тишков раскритиковал поправку потому, что у нас в Стратегии государственной и национальной политики нет термина «государствообразующий народ»
«НЕ ДУМАЮ, ЧТО ЭТО ОСОБЕННО ПОВЛИЯЕТ НА ВОПРОСЫ О ГОСУДАРСТВЕННОМ ЯЗЫКЕ РОССИЙСКИХ РЕГИОНОВ»
— Один из членов конституционной комиссии, декан юрфака СпБГУ Сергей Белов говорит, что, по сути, данная поправка декларирует «особое положение русской нации в многонациональном народе РФ». Не боитесь, что разного рода радикалы смогут вооружиться этим понятием, отстаивая тезис о превосходстве русских над другими этническими группами со ссылками на Основной Закон страны?
— Такое может быть, конечно, и определенные силы в Татарстане тоже могут это использовать. И не только радикалы, но и люди, которые, так скажем, активно защищают свою позицию как представители какого-то народа. Они тоже могут так говорить…
— Применительно к Татарстану это, к примеру, может означать активизацию так называемых родительских комитетов, которые не удовлетворились решением о добровольном выборе предмета «Родной язык». Они считают, что татарский язык вообще должен остаться в качестве факультативного школьного предмета, а теперь могут при этом указывать на особое положение русской нации.
— Не думаю, что это особенно повлияет на вопросы о государственном языке российских регионов. Потому что опираются на конституции республик, на трактовку того, что это государственные языки регионов. Но там тоже есть проблемы, которые дискутируются внутри. И более серьезные сложности заключаются в том, что у нас суверенное государство, а не разделенные суверенитеты… То есть часть суверенитета отдается федеральному центру, и частично он остается в республиках. Поэтому если язык регионов государственный, то можно трактовать его как язык суверенного государства, но полностью суверенным он не является.
«Этнологи предлагали, чтобы человек мог сказать, что у него два родных языка. Он, например, мог и на одном, и на втором говорить с рождения»
— А что же делать с большим количеством межнациональных браков в России? Как можно будет определять, относится ли ребенок, рожденный в таком союзе, к государствообразующему народу или нет?
— Ну это ведь вопрос человеческого выбора, собственного решения. Каждый сам будет решать, какой язык считать родным.
Видите ли, вот эти межнациональные браки исторически очень интересно просматриваются. То есть такие браки зачастую бывают более устойчивыми. В результате тестирования некоторых регионов выяснилось, что это так. А проблема для детей возникала при выборе родного языка, какой выбрать как родной. Поэтому этнологи предлагали, чтобы человек мог сказать, что у него два родных языка. Он, например, мог и на одном, и на втором говорить с рождения. Это нововведение о двойном языке, по-моему, достаточно либеральное.
А вот с точки зрения динамики, это очень важно. Например, в Латвии накануне распада Советского Союза была ситуация, что дети от смешанных браков чаще выбирали в качестве родного языка русский. Потому что говорили на русском языке. А когда начались национальные движения и волеизъявления, тогда стали больше выбирать латышский. Потому что почувствовали, что латышский народ будет в более государственно признаваемом положении. И как раз этот фактор (какой язык выбирают чаще) для нас, как для специалистов, и отражает состояние межнациональных отношений.
«Люди больше дискутируют о других вещах: реально ли, что будут гарантированные заработная плата и минимум пенсии. А то, о чем говорим мы с вами, — это интересует уже более узкий круг людей»
«ЕСЛИ ОНИ ХОТЯТ ПРОЯВИТЬ СВОЮ ЛОЯЛЬНОСТЬ К РУССКИМ, ТО ДАЖЕ ГОТОВЫ ВНОСИТЬ ТАКИЕ ПРЕДЛОЖЕНИЯ»
— Вообще, кто конкретно или какие силы пролоббировали данную поправку, как вы считаете? Кажется очевидным, например, что эта поправка носит консервативно-охранительный характер, как и большинство предлагаемых изменений в Конституцию РФ. Означает ли это, что, скажем, теперь в Астрахани легко можно поставить памятник «русскому царю» Ивану Грозному, против чего выступает местная татарская община, которая составляет не больше 6–7 процентов населения области.
— Кто пролоббировал эту поправку? Честно скажу, не знаю. Но думаю, что это сделали не специалисты, а скорее всего, представители (которых много) этнокультурных общин. Есть люди, которые представляют, например, белорусов, украинцев, другие национальности. Для них не имеет значения, как называется этот язык, — для них главный русский, он государственный. Если они хотят проявить свою лояльность к русским, то даже готовы вносить такие предложения.
— Упоминание Бога в Конституции — что это? Обычная калька с подобных документов в основных законах ряда других стран?
— Это уже не моя область, как и поправки, касающиеся семьи, союза мужчины и женщины, потому я не могу подобное комментировать.
— Ждете ли вы широкой общественной дискуссии по всем вышеозначенным поправкам?
— Дискуссия уже началась и будет продолжаться. Мы это чувствуем по реакции прессы на разных территориях и по обсуждениям в научных кругах. Видно, что обсуждения идут.
А вот что доходит до конституционной комиссии? Вы же понимаете, что нереально, чтобы доходило все. С другой стороны, надо понимать, что люди больше дискутируют о других вещах: реально ли, что будет гарантированная заработная плата, минимум пенсии — вот эти вещи. А то, о чем говорим мы с вами, — подобное интересует уже более узкий круг людей. Некоторые даже не придают значения вот этим маленьким нюансам в терминологии. Хотя, разумеется, встречается и резко негативная реакция на поправки. Главным образом дело в недоверии. То есть будет ли гарантирован тот минимум, о котором говорится, доверяют ли этому люди или нет? Выясняется, что не совсем. Или у нас есть конституционные нормы, но не всегда они выполняются. Бывает такое.