Старожилы Якутска наверняка помнят длинный стометровый высокий забор, тянувшийся вдоль улицы Дзержинского почти от самого ее начала. Но немногие знают, что здесь располагалось до 1975 года. И, как говорится, слава Богу. Здесь с 1937 года, размещался Якутский следственный изолятор, проще говоря, тюрьма. Удивительно, но с тех времен сохранилось административное здание этого пенитенциарного учреждения. Его обнаружил и освежил в памяти краевед Владимир Попов.
В бывших камерах живут люди
Любовь Васильевна Федорова приехала в Якутск в конце 1960‑х годов. С 71‑го поступила на работу контролером в следственный изолятор, как казалось тогда, ненадолго, а получилось до самой пенсии. Плюс ко всему после переезда СИЗО в каменное здание на Кирзаводе в бывшем здании администрации, в переделанных камерах под жилье, сдали комнаты для сотрудников тюрьмы. Так и живет Любовь Федорова в этом доме, который давно признан аварийным.
[caption id="attachment_67194" align="aligncenter" width="487"]
— Тогда это здание выглядело вполне прилично, — вспоминает Любовь Васильевна. — На первом этаже располагались четыре камеры для подследственных, комната для приема передач и три комнаты для свиданий. Также было отдельное помещение для отдела кадров. На втором этаже — кабинеты начальника СИЗО, оперативных сотрудников и допросные. Тюрьма занимала довольно большую территорию: в длину — от нынешнего здания УФСИН до КГБ, а в ширину от улицы Дзержинского до Солдатского озера. В 75‑м переехали в шикарное по тем временам здание за городом…
Ойунского было не узнать
Смутные чувства испытываешь, когда идешь по скрипучим половицам бывшего здания тюрьмы. В этом доме в печально знаменитых 1937–39 годах били, истязали людей, добиваясь признаний в делах, которые они не совершали. Сюда привезли арестованного Платона Ойунского, здесь же он умер в здании санчасти, которая располагалась на месте теперешнего детского сада.
[caption id="attachment_67195" align="aligncenter" width="900"]
Дочь Ойунского Саргылана Платоновна незадолго до своей кончины встречалась с автором этих строк и вспоминала, что маме один раз все же удалось добиться встречи с отцом. Она взяла ее с собой, и маленькая девочка была страшно испугана тем, что папа стал совсем седым, выглядел помятым, у него отсутствовали передние зубы и был изувечен палец то ли на правой, то ли на левой руке…
Мы пытались отыскать могилу Платона Ойунского. Акт о смерти Ойунского 1 ноября 1939 года был составлен начальником санчасти Якутской тюрьмы Карычевой и фельдшерами Бекреневым и Филоновой. Все они еще в 50‑х годах переехали на запад. Казалось, все нити были потеряны. И все же нами были получены любопытные данные.
Приведем отрывки из письма дочери известного в республике хирурга, патологоанатома Николая Чирикова, учительницы из Нюрбы Светланы Алексеевой: «Мой отец Чириков Николай Васильевич, — пишет Светлана Николаевна, — по воле судьбы воспитывался вместе с Платоном Слепцовым-Ойунским у Варвары Васильевны («Варвара–ворожейка») — богатой якутской женщины, которая имела дом по улице Орджоникидзе. Она собрала детей–подростков, сирот, бедняков и, давая им кров, поила, кормила, одевала их. Благодаря этой доброй женщине-меценатке молодые способные люди, имея средства к существованию, получили возможность стать высокообразованными, выйти в свет и быть активными деятелями не только в своей республике. Это П.Ойунский, врач Гурьев, Чириков, Андреев, Валерий Чиряев, Борисов и многие другие… Я расскажу то, что закрепилось в моей памяти со слов отца, о последних днях П.Ойунского в подвалах НКВД.
Отец имел доступ как врач к больным в тюрьме, там он выслушал последнюю просьбу-завещание Платона Ойунского. Вот что просил дословно поэт-революционер моего отца: «Коля, я все равно попаду к тебе (имеется в виду, что отец работал патологоанатомом в морге), прошу, похорони меня как человека, не как собаку, я ничего плохого не сделал своему народу, никогда не был ни предателем, ни врагом. Все это выдумано, неправда…».
Рано утром 1 ноября 1939 года, придя в морг, и, как обычно, делая осмотр трупов, отец приоткрыл простыню и чуть не вскрикнул: на столе лежал его дядя (таайым) Платон. («Варвара-ворожейка» воспитывала в своих питомцах в приюте чувство родственности среди людей разных национальностей).
Тело Ойунского было все черное, в кровоподтеках, синяках, зубы выбиты. Нельзя было без содрогания смотреть на исхудалый вид мученика. Был он, по словам отца, «кости да кожа». Отец исполнил последнее желание Платона Ойунского. Тело его было предано земле, и последний обряд совершали мой отец и его помощник, санитар морга татарин Сабиров, который и похоронил Ойунского, предположительно, на территории татарского кладбища, которое было недалеко от областной больницы, или даже на ее территории. Пишу «предположительно», потому что отец не показывал никому это место по известным причинам».
Только версии
Возможно, более точное место захоронения Ойунского указал в своих воспоминаниях, со слов конюха тюрьмы НКВД, писатель Николай Заболоцкий. Фамилию этого работника писатель, к сожалению, не упоминает. Тот сообщил последнему, что скрытно от всех, лично, собственными руками, похоронил П.А.Ойунского за старым забором ныне существующего еврейского кладбища.
Есть еще одна версия о месте захоронения Платона Алексеевича. Как писала жительница Олекминска М.С.Айдарова, Ойунский был похоронен на кладбище около Никольской церкви, что находится ныне в конце улицы Октябрьской. Но это кладбище, как выяснилось, было закрыто в 1939 году. Так что, подытоживая цикл публикаций, мы выдвинули три версии о месте захоронения П.А.Ойунского: еврейское, татарское и общегородское, в районе Никольской церкви, кладбища.
Живите как хотите
Дом по улице Дзержинского, 8/1 давно признан аварийным, считается благоустроенным, поскольку есть горячая вода, а на втором этаже даже есть туалеты. Но канализация должным образом не устроена и жильцов на первом часто подтапливает фекалиями. Как-то управа на ремонт дома выделила 4 тысячи рублей, но на эти деньги удалось лишь вставить выбитые стекла на втором этаже и утеплить войлоком входные двери.
— Так и приходится не жить, а выживать в невыносимых условиях, — печалится Любовь Васильевна, — того и гляди дом на голову рухнет.
— А по зданию, случайно, по ночам не ходят привидения невинно загубленных? — спрашиваю.
— Да нет, во всяком случае, ко мне не наведываются. Я ведь работала уже в те годы, когда в тюрьме содержался уголовный элемент. Общалась с работавшими тогда ветеранами, хотя о тех годах они вспоминали неохотно, ссылались на подписку о неразглашении. Но о том, что здесь был замучен видный представитель якутского народа Платон Ойунский, я, конечно же, знала…
Георгий СПИРИДОНОВ, SakhaDay.ru
(Опубликовано в "АиФ на Севере")