Год литературы: Как якутская поэзия спасла турецкую речь

Текст: Игорь Шумейко

Среди примеров сотрудничества России с Турцией есть один важнейший и неожиданный – но не для тех, кто был в музее мавзолея Мустафы Кема́ля Ататюрка и видел там застекленную полку с 12 томами старого издания якутско-русского словаря.

«Поэт издалека заводит речь…». Издалека начался и сюжет, связавший русского филолога с основателем Турецкого государства, отмечающего ныне столетие.

Вождь проигравшей Первую мировую войну Турции, свергнувшей султана и власть мулл, начал строить светское государство, но обнаружил: турецкий лексикон включал тогда тюркские слова лишь самого приземленного, крестьянского обихода. Всё относящееся к интеллектуальной и духовной жизни, поэзии и литературе, было замещено арабским – языком Корана. «Но мы ж не арабы!» – бросил гневный лозунг Ататюрк* и отправил ученых по миру «за утерянным словарем». Но лишь на другом конце Евразии нашелся большой православный тюркский народ, который смог помочь в этом деле – якуты.

Ататюрк ознакомился со «Словарем якутского языка» академика Эдуарда Карловича Пекарского – и тут же приказал перевести его на турецкий и издать массовым тиражом. Эту работу выполнила группа профессора башкирского происхождения Абдулкадира Инана из 18 человек, и представленный в 1937 году президенту Ататюрку труд был выпущен в 12 томах Турецким Лингвистическим обществом. Вместе с оригиналом Пекарского из личной библиотеки Ататюрка они по сей день хранятся в музее его Мавзолея в Анкаре. Несколько лет назад якутские кинодокументалисты, работая над фильмом, сняли тот словарь в музее Мавзолея…

Фото: предоставлено Игорем Шумейко

«Издалека завела речь» и автора словаря Эдуарда Пекарского: из местечка Петровичи (близ Минска) – в Якутию. Решение московского губернатора («принимая во внимание молодость, легкомыслие и болезненное состояние Пекарского» – изумительный вердикт!) заменило молодому революционеру каторгу – «ссылкой в отдалённые места Сибири»…

Простые якуты-соседи выручали его в трудные годы. Священник Димитриан Попов и олонхосут (сказительница народного эпоса олонхо) Мария Андросова-Ионова помогали Пекарскому собирать словарь. Выдающийся просветитель, философ, поэт, историк Алексей Кулаковский вручил ему свои многолетние записи.

А помешать титаническому труду Эдуарда Карловича могло… так «некстати подошедшее» окончание 14-летней ссылки! Но Пекарский добровольно остался в Якутии, продолжая собирать алмазы якутской речи. Не обошлось и без сердечных дел: бывший революционер Эдуард влюбился в Саха-красавицу, помогавшую осваивать богатства якутского языка. Разъезжая по улусам (районам) и наслегам (поселкам), он записал около 25 000(!) слов – а еще сказки, предания, обычаи. С 1907 года его русско-якутский словарь переиздавался пять раз.

Фото: предоставлено Игорем Шумейко

Но важно отметить: Пекарский – лишь добросовестный стенографист, а источник столь невероятного филологического богатства – эпос олонхо, в 2005 году включенный ЮНЕСКО в список «нематериального наследия человечества». Олонхо (былины, в древнегреческих ориентирах: «Илиада» Гомера, «Метаморфозы» Гесиода) – это громадные потоки истории, народной философии и поэзии, веками развивавшие язык всех трех штилей – включая, по классификации Ломоносова, и «высокий». Якутский таким образом жил и развивался в лоне олонхо.

Самые долгие олонхо пелись олонхосутами в течение семи дней и ночей. Как раз в годы трудов Пекарского основоположник якутской письменной литературы Платон Алексеевич Слепцов-Ойунский записал наиболее известный олонхо «Нюргун Боотур Стремительный»: 36 тысяч стихотворных строк. Он же, к слову, перевел на якутский Пушкина, Горького, Жуковского – то есть словарный запас, выражавший все тонкости духовной, интеллектуальной жизни, уже существовал в якутском языке – и жил он в русле именно поэтического слова.

Классик якутской литературы Николай Лугинов издается на десятке языков, французский перевод его повести «Таас Тумус» («Каменный мыс») был отмечен Международной премией "Алжир на перекрестках культур" (1986), по его книге был снят международный блокбастер «Тайна Чингис Хаана» (Россия - Монголия - США, 2009). Но… «Главное – поэзия! Без нее не было бы литературы, музыки, даже живописи», – не раз я слышал запальчивый манифест Лугинова. Он не опубликовал ни одной стихотворной строки, но особые поэтические картины, ритмический гул (впечатляет чтение на якутском даже не актерами – студентами Литинститута) сделали его Чингис Хаана столь живым и ярким в длинной галерее «чингисхаанианы».

А талантливый молодой поэт Гаврил Андросов идет по фарватеру олонхо стихотворными строками. На своего Дойдулаах суор, мифического Ворона, хранителя родовых земель, Андросов взваливает новый груз: защита сердцевины традиционной жизни народов Сибири от плотно обступающей урбанизации и бездушного мультикультурализма. Тысячелетиями накопленные оттенки языков, северных обычаев, сонмы народных героев так перегружают крыла андросовского Ворона, что он, наверное, с завистью глядит на дальнего родича, вольно порхающего по кабинету Эдгара Алана По и каркающего свое Nevermore!

Гаврил и Николай Алексеевич, передавшие мне фотографии и записи о работе якутского ТВ в музее Мавзолея Ататюрка, единодушно повторили: именно поэзия сберегла якутский язык. Как оказалось – еще и для Турции. И русская поэзия поддерживает это лирическое «Северное сияние».

В самом первом своем стихотворении создатель нашей нынешней силлабо-тонической системы стихосложения Ломоносов дал величественную картину Якутии:

Хотя всегдашними снегами

Покрыта северна страна,

Где мерзлыми борей крылами

Твои взвевает знамена;

Но бог меж льдистыми горами

Велик своими чудесами:

Там Лена чистой быстриной,

Как Нил, народы напояет

И бреги наконец теряет,

Сравнившись морю шириной.

«Ода на день восшествия на престол Елизаветы Петровны» (1747)

Также «Якутия 1959-60 годов оказалась <…> "началом пути"» для Бродского – вспоминает наряду со многими биографами Людмила Штерн. А поэтесса Наталья Харлампьева в книге «Признание в любви» пишет: «О теме Якутии в русской поэзии я начала писать давно. Период, который особо меня интересовал – вторая половина ХХ века. Я и сама признаюсь в любви к русской поэзии, без которой сегодня трудно представить духовный мир моего народа».

В своде Харлампьевой нет натяжек, искусственных привязок поэтов к Якутии – зато много сюрпризов для осведомленного читателя. Поэты Лев Гумилев, Варлам Шаламов и… завзятый таежник Андрей Вознесенский! Спасительной отдушиной которого на пике опалы, после «Метрополя», стала Якутия. Другой шестидесятник, Евгений Евтушенко пять раз путешествовал по Якутии, три раза сплавлялся по Вилюю, написал более 50 стихотворений, посвященных якутской тематике – плюс поэму «Северная надбавка».

Наталья разыскала книжный магазин, где молодой Бродский в первое «поэтическое лето» купил важнейшую для него книгу Баратынского: «В 2017-м в дружеской беседе я рассказала об этом поэту Виктору Куллэ, он тут же попросил показать тот дом. Сегодня там салон сотовой связи. Мне бы очень хотелось, чтоб на стене появилась доска, напоминающая об Иосифе Бродском»…

К слову, в 2020 году Министерство культуры РФ объявило Якутию победительницей в конкурсе «Самый читающий регион», а в 2021 году регион получил статус «Территория книг и чтения». Так что табличка действительно бы не помешала.

*В Первую мировую восставшие арабы нанесли Турции сильный удар (см. фильм «Лоуренс Аравийский»). Еще одним «вытеснителем» литературного турецкого языка была традиция: поэзия создавалась и читалась только на фарси.

Игорь Шумейко

https://godliteratury.ru/articles/2023/11/03/kak-iakutskaia-poeziia-spasla-tureckuiu-rech