×

«То была весна, а сейчас осень». Якутяне вспоминают и рассуждают о том, придут ли новые 90-е

17:11 - 18.3.2022
«То была весна, а сейчас осень». Якутяне вспоминают и рассуждают о том, придут ли новые 90-е

Ситуация, в которой оказались россияне в течение последнего месяца, подталкивает к желанию искать аналогичный временной отрезок в жизни страны и обратиться к опыту, который был успешно пройден. Первое, что вспомнили многие, это «лихие 90-е». Sakhaday собрал рассказы людей разного возраста и профессии о том, как они пережили этот исторический период. Наши собеседники поделились мнением, в какой отрезок времени мы приземлимся в результате потрясений, начавшихся 24 февраля.

Бизнесмен, депутат Ил Тумэна Виктор Федоров:

— В 90-е бизнес вели смешно. Ни у кого не было денег, всё проходило взаимозачетом. Помню, в 1995 году взял перетоки «Якутскэнерго», входившего в единую систему энергоснабжения. Не помню точно, но, кажется, с одним лишь письмом поехали в Москву. Нас приняли, но сказали, что денег нет. Можете получить на Украине, нам они должны, говорят. Поехали в «ЕЭСУ», тогда там командовала Юлия Тимошенко. У них тоже денег не оказалось. Говорят, нам задолжало «Одессаэнерго». Приезжаем туда, а оттуда нас отправляют в кожевенный комбинат, где в счет суммы мы берем обувной кожух и едем в Молдавию. Там его продали, купили продукты и отправили в Якутск. Представляете, какие схемы, даже в голове не помещается.

Пользовался популярностью бизнес, когда вексель «Якутскэнерго» обменивали на водку ФАПК «Якутия», а потом реализовывали оптом. Если у кого были деньги, то их возили мешками. Ребята, которые занимались торговлей, как-то рассказывали, какая это была головная боль. В Москву везли мешок денег, рассчитывались с поставщиками, загружали товар в контейнеры, разгружались в Нерюнгри, рассчитывались с базами, нанимали автоперевозчиков и доставляли груз до Якутска. Как-то и самому пришлось возить наличку. Брат попросил забрать из Москвы деньги. Привозят мне три спортивные сумки. Я все запаковал, сдал в багаж и полетел. А что делать, ведь никаких безналичных расчетов, как сейчас, тогда не было.

По моим ощущениям — это были самые хорошие времена. Да, были и бандиты, приходили, ну и что. Зато тогда была, образно, весна, когда все бурлит, расцветает, вроде и реки выходят из берегов, тебя может смыть, но столько возможностей. И сейчас могут появиться активы, проекты, которые можно подобрать, возобновить, реанимировать и запустить. Но все же, [если выразиться метафорично], то была весна, а сейчас снег и осень.

Ирина Дмитриева, 60 лет:

— Мы тогда жили в Алдане. В конце 1994 года зарплату нам выдавали фаянсовой посудой, а в феврале 1995 года предприятие мужа платило чугунными радиаторами. Он уволился с работы и устроился в сфере ЖКХ.

За коммунальные услуги тогда платили изделиями «Алданзолота» — обручальными кольцами и золотыми цепочками, которые были как проволоки. Зарплату выдавали такими изделиями и макаронами местного производства. Тогда их в Алдане только начали выпускать. Скинешь их в кипящую воду, получаешь макаронную кашу. Сосиски после тех лет я вообще не ем. Все наши блюда, суп, второе, тогда были из них, разве что компот не варила.

Хотели уже переехать в другой город ближе к центру страны. Но нам рассказали, что жизнь там хуже, чем у нас. В начале 2000-х переехали в Якутск, кое-как продав квартиру. Найти работу тогда здесь было непросто: мне было 41 год, а на работу рядовым бухгалтером брали до 30 лет, главным — до 35 лет.

Мария Степанова, риелтор, 42 года:

— Самое яркое воспоминание из тех времен — это, когда я пришла в магазин, а на полках была одна манная крупа. Причем за несколько дней до этого товары и продукты там были. Я пришла обратно домой со словами: "Мама, там только манка". Мама дала мне санки и наказала, купить столько крупы, сколько я могу притащить домой.

Мама работала учительницей, зарплату ей не платили месяцами. Товары отпускались по талонам, которые разыгрывали на жеребьевке. Люди покупали все, даже если эти вещи не были нужны и не подходили по размеру. Помню, мама обменяла пальто, которое купила по талону, на подростковый бюстгальтер. Она перешивала нам одежду, распускала свитера и вязала нам шапки, варежки, носки и шарфы. Мы тогда не голодали, только потому что мама с родными сестрами держались друг друга — если кто-то доставал мясо, то делился со всеми, то же самое было с рыбой, овощами. У нас был огород.

Мама вырастила одна нас троих в такое сложное время. Поэтому я сейчас относительно спокойна: думаю, если она одна справилась, то и я справлюсь.

Сардана, копирайтер, 32 года:

— Грустное воспоминание из 90-х — как мы с мамой однажды искали по всей квартире 10-копеечные и 50-копеечные монеты, чтобы купить хлеб. В детстве такие вещи не казались чем-то горестным: так, норма жизни.

Ещё один привет из 90-х — бутерброды с сахаром. Насыпаешь на хлеб немного сахара, поливаешь эту красоту крепким чаем — и все, десерт готов. Нам еще повезло, что был сахар.

Таких хитростей было много: чего только стоят вынужденные эксперименты с «Рамой», которую разводили молоком, чтобы маргарина хватило на всю семью и подольше.

У других было ещё хуже. Моя одноклассница приходила к нам в гости и съедала полведерка майонеза «Золотой» или жадно грызла кубики рафинада: «Мама не покупает такое. У нас дома только хлеб и картошка».

Кризис и нищета толкали людей на отчаянные шаги. Нашу соседку, мать-одиночку с двумя малышами, повара, уволили из школы за то, что она воровала в столовой. Брала оттуда своим детям молоко. Повезло еще, что не посадили.

Фразы вроде «повезло, что хоть так» и «у других ещё хуже» звучали часто. Как-то ведь надо было утешать себя и близких. И сейчас, боюсь, эти фразы снова станут для многих каждодневными спутниками.

Туяра Гаврильева, экономист:

— В начале 90-х я училась в Новосибирске. Талоны на продукты студентам начали выдавать позже. Помню, магазины, где был только березовый сок и пшенка, и свою кухню, где держала коробку с крупами. Талоны на алкоголь мы обменивали на продукты. Мои родители помогали, отправляли деньги, но они быстро обесценивались. Помню, когда началась павловская реформа (денежная реформа в 1991 году), литр сметаны, стоивший 2 рубля 16 копеек, наутро был уже по 32 рубля, а стипендия у нас тогда была 50 рублей. Это был страшный шок.

Были в ходу серые схемы товароотношений. Как-то ездили покупать с друзьями на вещевой рынок джинсы, которые я потом носила четыре года. Там же увидели нашего профессора, который продавал какие-то вещи. Его дочь проживала в Германии, видимо, что-то ему не подошло. Это было время, когда еды было мало, денег не было, вещи ценились и носились долго.

Но также это было время надежд, какого-то чувства свободы, экономика быстро перестраивалась, многие люди активно занимались бизнесом, границы были открыты. Сейчас я была бы спокойна за наш продовольственный рынок и промтоварную безопасность, если хотя бы была открыта граница с Китаем. А в 90-е мы жили ожиданиями позитивных перемен, как пела группа «Кино». И эти ожидания были оправданы.

Нюргун Яковлев, адвокат:

— 90-е годы часто ассоциируются с разгулом уличной преступности: шапки снимали, бытовую технику уносили из квартир, преступные группировки промышляли. Сейчас такого не будет, потому что и сбережений у россиян нет, и работа правоохранительных органов полностью переустроена в сторону повышения уровня контроля. К тому же, преступления сейчас совершаются чаще в экономической сфере.

Нельзя сравнивать нынешнюю ситуацию с кризисом 90-х. Тогда была обманута вся страна: СССР развалили, обещая построить новую по скандинавской экономической модели. С этого времени, пользуясь свободой во внешнеэкономических отношениях, из страны вывезены все привлекательные активы. В итоге мы пришли к капиталистическому строю начала 19 века.

Если 30 лет назад у нас были хоть какие-то ориентиры, то сейчас их нет. Отсутствует системный подход, решения принимаются по методу латания дыр. Работает пожарная команда в режиме тушения. Нас ждут сильные потрясения. И не в лучшую сторону.

Марина, госслужащая, 45 лет:

— Конечно, я тогда не понимала экономическую ситуацию в стране и степень потрясения, испытанного моим дедом, когда он не смог вытащить сбережения из сберкассы. Но я помню, что мой папа, побывавший в городе по делам, рассказал ему об опасениях людей. Он сказал, что люди срочно снимают деньги и покупают золото. Но, к сожалению, папа не был авторитетом для дедушки. Все что сделал дед, это часть денег оформил на нас, внуков. В общей сумме это было 10 тысяч рублей — огромные деньги по теме временам, которые дед накопил честным трудом. Он держал хозяйство, сдавал молоко и мясо, экономил средства и постоянно работал.

В 90-е хозяйство, дом, машина, оставшиеся после него стали, конечно, для нашей семьи огромным подспорьем, чтобы не пойти по миру, когда матери перестали платить зарплату, а предприятие отца развалилось. У нас и лишнего ничего не было, но мы и не голодали, а что-то могли даже приобрести. Правда, выбора совсем не было. Мне мама купила кричаще оранжевого цвета сапоги, которые были на размер больше и не подходили мне по фасону, потому что другого ничего не было. А как-то она обменяла кур на куртку у цыган.

В то же время 90-е остались самыми светлыми воспоминаниями. В конце 80-х перестали проводить скучные пионерские сборы, отменили смотры песни и строя к 23 февраля, можно было не носить школьную форму и не устраивать школьные ярмарки для сбора денег в фонд мира. Мама выписывала нам разные подростковые журналы, которые начали издавать, по телевизору показывали «уолтдиснеевские» мультики, в школе мы изучали произведения, с которых сняли запрет. Мы узнали, что мир, в котором бесконечно страдают, судя по новостям из телевизора, бесправные афроамериканцы, разнообразный, и все зависит от того, как ты в нем устроишься.

Виталий Обедин, журналист:

— Я застал «лихие 90-е» в переломный момент не только для своей страны, но и своей жизни. В 1993 году расстреляли Белый дом, и мы, будущие выпускники коммерческой школы, вместо уроков смотрели телевизор, установленный в классе, а преподаватели собрались в директорской.

В 1994 я поступил в ЯГУ на ИЮФ, и, в общем, началась взрослая жизнь. Очень непростая, порой голодная, почти нищая, но я помню атмосферу того времени. Не было нынешнего терпеливого уныния: ну, ничего, затянем пояса, перетерпим, и не такое проходили, живы будем не помрем… Наоборот, присутствовало понимание — да, сейчас плохо, но завтра станет хорошо, вариантов-то нет. Снизу только вверх!

В голодную Перестройку и первые постперестроечные годы в стране был дефицит товаров, но в 90-е он исчез. То, с чем не справлялось государство в части обеспечения населения всем необходимым взяли на себя комерсы — торгаши, челночники, барыги. До уважительного слова «предприниматель» общество еще не созрело. И они быстро доказали, что государство в торговлю не понимает и не умеет. Баулами, сумками они везли все, и в магазинах понятие «пустые полки» к 1994 г. просто исчезло.

Другое дело, что у людей случился дефицит денег. Купить можно было почти все, но не на что. Зарабатывать научились не все. Подавляющее большинство привыкло работать на государство, государственные предприятия, и оказалось тотально не готово не только к финансовому кризису, но и к рыночным отношениям.

И все равно общество жило надеждой.

В 1996 г., пытаясь заработать, я написал свою первую книгу — трешевый фантастический боевик «Резидент и Утроба» о том, как российский оперуполномоченный в Лондоне ведет охоту на двух инопланетных агентов, готовящих вторжение. Повесть вышла в Москве в толстом литературном журнале «Приключения, Фантастика», выходившем в то время внушительным тиражом. Помню, как я ждал гонорара или несколько десятков авторских экземпляров, чтобы пристроить их через книжные магазины. Получил в итоге один экземпляр и большой привет.

Было странно осознавать себя автором с тиражом то ли 25, то ли 30 тыс. экземпляров, у которого нет ничего, кроме чувства глубокого удовлетворения. А потом пришел мой товарищ и сказал, что есть подработка — на 17-м квартале долбить «чупа-чупсы» — замерзшие помойки для вывоза их коммунальщиками. За один «чупа-чупс» давали чуть ли 1,5 моих месячных стипендии, и это был достойный заработок за тяжелую работу. Обрывки тряпок, картона, полиэтиллена переслаиваясь превращают лед в твердую и одновременно вязкую массу, кайлом махать умаешься… Зато потом пару месяцев жили как «белые люди».

А потом наступил 1998 г. — дефолт, полное непонимание, что это значит, и как быть. Ельцин меняет «киндер-сюрприза» Кириенко на посту премьера на Евгения Примакова. Трезвого и самостоятельного прагматика, который за 8 месяцев ухитряется стабилизировать ситуацию и начать вытаскивать страну из финансовой дыры. В этом же году Илья Михальчук выиграл выборы мэра Якутска, а я пришел в «Якутск Вечерний», где проработаю более 20 лет…

Сложные времена, но времена полные надежд и перспектив. Ничего общего с сегодняшним кислым ожиданием стабильного ухудшения ситуации.

***

Эксперты тоже едины во мнении, что нынешняя ситуация не релевантна к реалиям 90-х. Экономист, специалист в области социально-экономического развития регионов Наталья Зубаревич говорит: «Мы, знаете, откатимся сейчас. И не в 90-е, в другое. Мы откатимся ближе гораздо к позднему Советскому Союзу. Это хуже». Политолог Глеб Павловский ">считает, что будет винегрет из разных времен: «Бессмысленно искать аналогии. Ближе всего эпоха [второй] мировой войны». Он сказал, что удар, нанесенный России будет долгоиграющим, и люди его сильнее почувствуют к лету.

«Инфляция будет. <...>. Полагаю, что вся эта история затянется дальше. Санкции быстро не отменяются. Хотя контейнеровозы, если договорятся до чего-то человеческого, начнут опять ввозить товар в Россию», — говорит Зубаревич и советует запасаться импортными лекарствами и обновлять, если есть необходимость, гаджеты и компьютеры.

Использованы фотографии Василия Пака.

Саша Александрова, Sakhaday.ru