"Отец сказал, пора от собаки избавляться". Якутский художник рассказал грустную историю о своем пушистом друге детства
Художник Семен Луканси поделился грустной историей о собаке. Наверняка многие якутяне увидят в ней себя. Это суровая реальность жизни, которая отразилась на нас и закалила.
"В детстве у меня была собака по кличке Моойто. Я его помню с раннего детства. По возрасту мы были почти ровесниками. Когда мне было два года, отец взял щенка у соседа, когда ощенилась охотничья лайка.
Мой был умнейшим песелем. Мы росли практически вместе. Помню, как он даже помогал дрова таскать в дом зимой. Весной играли в снегу, кувыркались. Во время игр, помню, как он даже мне шапку ушанку соболиную порвал.
Когда он повзрослел, отец начал брать его на охоту. И так через пару лет он стал первоклассной охотничьей собакой. В основном, на соболя.
После каждого сезона охоты Моойто, приходя домой, сразу прибегал ко мне, подпрыгивая, пританцовывая, с широко раскрытыми глазами и виляющим хвостом. Пытался меня свалить в снег. Это были моменты радости нашей встречи.
... Спустя много лет, Моойто стал уже стар для охоты. Как я помню, начались проблемы с лапками. Отец больше уже не брал на охоту, Моойто стал простым сторожевым псом. В основном ходил за мной по пятам по деревне. Куда я - туда и он. Мне было 14 лет, а Моойто 12 лет. Осенью, в один из воскресных вечеров отец мне сказал, что пора избавиться от Моойто, что он уже стар и болен. Я не верил своим ушам.
Никакие уговоры и просьбы сохранить жизнь моего друга Моойто не помогли, решение у него было твёрдым, суровым, непоколебимым. Суровым, впрочем как и весь уклад нашей северной жизни...
В тот воскресный вечер отец повязал Моойто на столб около дома, положил в миску еды и отошёл в сторону, и мне приказал уйти. Конечно, мой Моойто радостный, мордой в миску начал есть, ничего особо подозревая (а может и зная). Отец отошёл на метров двадцать и... застрелил моего Моойто, в тот момент, когда он ел. Я стоял недалеко и за всем этим наблюдал. В какой-то момент я хотел подпрыгнуть и закрыть собой моего друга от верной смерти. Но я не осмелился.
Что-то меня остановило. Не буду описывать что было дальше и в каком я был состоянии, думаю это несложно догодаться. Я только помню как держал в руках бездыханное тело моего Моойто и сильный шум в ушах от звука выстрела. Моойто был ещё совсем тёплым и пушистым, и только лёгкая судорога и белая шейка испачканная черной кровью казались для меня неестественными. Я долгое время вспоминал про него, и когда в прошлом году написал эту работу, меня как будто отпустило. Свалилась гора с плеч. Я все простил отцу, и мысленно поблагодарил и попросил прощение у Моойто. В этом нет никакой инфантильности, это реалии жизни на Севере. Поэтому и отношение к смерти немного другое что ли...".
Рассказ художника потряс многих до глубины души. "Со мной было то же самое. Почему родители не берегли нас? Чем была оправдана такая жестокость?", - задаются вопросом одни.
"Но ведь мы выросли другими. Несмотря на то, что нас воспитывали суровые немногословные малоэмоциональные родители, мы стали другими - тонко чувствующими, эмпатичными, заботливыми. Мы простили своих отцов, которые в те времена практически все были очень далеки от идеала, совершали подчас чудовищные поступки, последствия от которых приходится прорабатывать всю жизнь. Важно, наверное, осознать это, меняться и никогда такого не допускать", - размышляют другие.
Что об этом говорят?