Режиссер «Пугала» Дмитрий Давыдов рассказал, как совмещает школу и кино
Главную награду Открытого российского кинофестиваля, завершившегося в Сочи, получила картина «Пугало» якутского режиссера Дмитрия Давыдова. Уже сразу после показа стало ясно: она победит. Снят фильм за крохотные по кинематографическим меркам деньги и резко отличается от магистрального пути российского кинематографа, все чаще имитирующего смыслы. Дмитрий Давыдов не имеет кинообразования. Он — учитель начальных классов в сельской школе.
«Пугало» — третья его картина после «Костра на ветру» и «Нет бога кроме меня». Свои фильмы Дмитрий снимает в родном Амгинском улусе, а его актерами становятся обычные сельские жители. Они любят сниматься и не ждут, когда их пригласят, сами напоминают о себе. Дебютная картина Дмитрия «Костер на ветру» участвовала более чем в 20 международных кинофестивалях. Среди них — крупнейшей в Азии Бусанский кинофестиваль, киносмотр в Мюнхене. Фильм номинировался на австралийского «Оскара». А картина «Нет бога кроме меня» прошлым летом стала лауреатом Выборгского кинофестиваля «Окно в Европу».
Снять «Пугало» Дмитрий Давыдов мечтал 10 лет. Главная героиня — знахарка, обладающая даром спасать людей, которые относятся к ней с презрением. Ее сыграла якутская этнопевица, заслуженная артистка Республики Саха, солистка Государственного театра эстрады Якутии Валентина Романова-Чыскыырай. Она впервые снялась в кино, а на «Кинотавре» ее работу отметили призом за лучшую женскую роль.
После премьеры «Пугала» мы поговорили с Дмитрием Давыдовым.
— Вы родились и живете в селе, там же снимаете свои фильмы. В какой момент зародилось это желание?
— Я — учитель, и моя школьная работа шла к тому, что мы стали с учениками что-то снимать. В 2012–2013 годах случился якутский бум, когда все взяли камеры и фотоаппараты. Якутское кино оказалось интересно своему зрителю. Фильмы стали выходить и даже зарабатывали что-то в прокате. Это с одной стороны, а с другой — я с детства писал стихи, потом перешел на рассказы. Можно было целиком уйти в литературу или же попытаться говорить со зрителем при помощи киноязыка, ставшего в Якутии большим явлением. Он оказался для наших режиссеров самым простым способом высказывания и контакта со зрителями. И я как-то сразу ушел в кино. От школьников отказался в 2014 году, собрал стариков, и мы сняли первый фильм «Костер на ветру». Потом вышли второй и третий фильмы. Сейчас я думаю, стоит ли вообще снимать дальше.
— Почувствовали, что надо сделать передышку и пойти в другую сторону?
— Думаю, что все сказал в первом фильме и начинаю повторяться, не смог сделать авторского высказывания. Какой смысл тогда снимать следующую картину, если опять не смогу полностью себя раскрыть? Мне надо остановиться, как сделал это Юрий Быков, и подумать, о чем дальше говорить.
— В кино вы — самоучка. У Андрея Звягинцева тоже нет режиссерского образования, и он постоянно ходил в Музей кино, смотрел там фильмы. На чем учитесь вы?
— Я стараюсь в Интернете смотреть по одному фильму в день. В основном это авторское кино. Перестал смотреть российское кино, хотя прошлогодние премьеры видел. Мне больше нравится скандинавское и исландское авторское кино. Вкус у меня становится немного жестковатым, и все сложнее находить интересные для себя фильмы. В прошлом году один шведский фильм привел меня в состояние шока. Там умеют говорить о своих проблемах очень жестко. Мне это очень интересно.
— Когда вы оканчивали школу, какие открывались перспективы?
— Никаких особых вариантов не было. Мои одноклассники получали среднее и высшее образование, и у меня была возможность пойти в армию или учиться. Я получил педагогическое образование по специальности учитель начальных классов, а потом встал вопрос: что же делать дальше? Вариантов не было. Я вернулся в свою деревню. Тогда места учителя начальных классов не было, и меня приняли на работу психологом, а потом — руководителем детской организации. Мы организовали кружок для ребят среднего и старшего возраста. Позднее уже я стал заместителем директора школы и ее директором. Проработал в этой должности четыре года и ушел из школы, стал предпринимателем. Сейчас я работаю учителем начальных классов.
— У вас же огромная нагрузка.
— Я — классный руководитель четвертого класса, веду все основные предметы, кроме изобразительного искусства и музыки, где отдельные учителя. У меня в классе 23 ученика. В этом году они заканчивают обучение, и я буду весной думать — оставаться в школе или нет, брать еще учеников или уходить.
— Вам интересно работать в школе?
— У меня есть семья, двое маленьких детей. Сын пошел в этом году в первый класс, дочка — в третьем классе. Мне нужна постоянная зарплата, и школа ее дает. А так я всеми мыслями в кино. Если будет возможность что-то зарабатывать созданием фильмов, тогда можно полностью уйти в него. Школу и кино сложно совмещать.
— В школе никого не бесит ваше увлечение кино?
— Если честно, то родители начинают возмущаться из-за того, что сейчас начало учебного года, а я уехал на фестиваль. Когда я работал директором школы, сам понял, что невозможно совмещать. У меня было много разъездов, и это отвлекало от работы, поэтому я сам отказался от директорства и ушел в учителя.
— Но вашим ученикам наверняка интересно, что их учитель еще и кино снимает?
— Они же у меня маленькие. Им по 9–10 лет. У них свой мир.
— Жизнь поставит вас перед выбором.
— Этот учебный год я в любом случае закончу. Мне надо выпустить своих учеников, а потом уже думать, как жить дальше.
— Интересно получается: в школе не все рады вашему увлечению, а поучаствовать в съемках при этом хотят многие?
— Да, но это жители села, которые стали моими постоянными актерами. Они в свою очередь зовут на площадку своих знакомых. Общество желающих сняться растет.
— Тяжело работать с односельчанами? Они же не актеры.
— Есть уже ряд актеров, которые научились работать на камеру. Теперь я ищу образы и в других селах. Смотрю, как люди выглядят, как ходят и разговаривают. Мы их, конечно, учим, но я всегда стараюсь приспосабливать роль под конкретного человека. Каждый приходит и привносит что-то свое. Репетиций у нас нет. Я приглашаю, например, прийти к 7 утра. Мы готовимся. Я объясняю сцену, развожу. На это тратим полтора-два часа. Делаем по 20 дублей. Когда человек устает, то на 15-м дубле у него все начинает получаться, появляется искренний взгляд. А на первом-втором дублях еще чувствуется игра. В принципе, с ними удобно работать.
— Снимаются все в своей одежде?
— У меня работают художник-постановщик, реквизитор, гример. Все местные. Я изначально определяю: одежда должна быть, допустим, простой, нужны зимняя куртка, брюки, валенки. Если есть свои валенки — приноси. И актер уже готовый приходит на площадку. Если нет, то ищем варианты, сами его одеваем.
— У вас профессиональный оператор Иван Семенов, получивший образование в Петербурге, снявший уже 23 фильма. Вы с ним постоянно работаете. А камера откуда?
— Эту камеру мы брали в Якутске. Пытаемся расти, понимаем, что если будем снимать следующий фильм, надо будет в Москве арендовать камеру.
— Существует кооперация с коллегами?
— В Якутии? Да, мы дружим. У нас есть клуб независимых режиссеров и продюсеров, и мы постоянно общаемся. Большое для нас событие — то, что удалось в этом году встретиться с главой нашей республики. У нас же с 2017 года нет никакой поддержки, а теперь наконец-то проведут питчинг. У меня большие претензии к себе, к картинке, звуку, истории. Когда пишу сценарий, изначально все делаю камерно, в одной локации, потому что из-за нехватки бюджета не могу даже группу перевозить. Если будут средства, то мои истории, возможно, будут шире. Будут ли они хуже или лучше, не знаю.
— Где снимали «Пугало»?
— В жилом доме, во дворе которого построен еще один новый дом. Нам приходилось работать так, чтобы его не было видно. Все улицы, больница и магазин реальные. Сняли все за десять смен.
— Люди бесплатно работают?
— Я плачу гонорары актерам, оператору, художнику, монтажеру. У меня весь бюджет уходит на оплату труда. По-другому не получается. И на первой картине «Костер на ветру» платил. Свои деньги потратил, были кредиты.
— Нет к вам недоверия?
— Со стороны простых людей? Нет. Все меня хвалят. Я стал очень известным у себя в республике. Все подходят, спрашивают, когда будет следующий фильм.
— Свои первые рассказы писали по-якутски? Вы — двуязычный человек?
— Я по-якутски понимаю, могу что-то сказать, но стараюсь говорить на русском языке, поскольку в семье моих родителей говорили на русском. Я учился и сейчас работаю в русскоязычной школе. У нас есть школы, где дети учатся на родном языке. У меня таких в селе четыре. В каждой школе по 450–500 учеников. У меня жена — якутка, и мы дома говорим и по-якутски, и по-русски. 50 на 50. Я сам наполовину якут, хотя у меня скорее славянская внешность. А вот мой старший брат более темный и азиатского типа.
— Когда я вас впервые увидела, то очень удивилась. Ничего якутского в вас нет.
— Сейчас много смешанных браков, чистых якутов почти не осталось. Где-то с 80-х годов идет сильное смешение. В Якутске проблема как раз в том, что все стараются говорить на русском языке. Когда я там снимал, мне нужна была массовка, говорящая по-якутски, и ее сложно было найти. Люди, хорошо знающие якутский язык, остались в основном в северных районах.
— Якутскую культуру хорошо знаете?
— Да. Обряды, праздники, традиции, отношение к вере, работе. Я же родился и вырос в Якутии. В людях все это сохраняется. Вера, связь с природой особенно сильны. Перед тем, как пойти на охоту или рыбалку, люди просят духов, чтобы была у них удача и добыча.
— В вашей актрисе Валентине Романовой чувствуется мощная энергетика. Такое ощущение, что она шаманка.
— Есть в ней это. Когда я искал актрису, то посмотрел в youtube, как Валентина поет. Она может на сцене уходить в транс. Именно поэтому я ее сразу приметил. Она же тоже — непрофессиональная актриса. Мы пытались с ней работать по сценам, фразам, движениям, но чувствовалась скованность. Пришлось немного поменять сценарий, отказаться от излишней разговорности. Я дал ей свободу, предложил делать все так, как она видит.
— Восприятие мира у якутских зрителей необычное. Они видят то, что нам и в голову не придет.
— У нас в Якутии очень интересный зритель, способный увидеть что-то свое. Но в последнее время он стал очень требовательным. Если раньше полностью принимал наше кино, то сейчас появляется критика. От нас ждут высокого уровня, а мы не можем его дать. Мы достигли потолка, и в техническом плане выше прыгнуть пока не можем. А зритель ждет прыжка вверх. В Якутии сейчас выйдут 28 фильмов. Зимой, наверное, еще 20 снимут. Очень большой объем.
— Вы видели комедию Анны Яновской «Интересная жизнь» о буме якутского кино?
— Она мне звонила, хотела сделать меня главным героем. Я отказался. Просто обиделся на нашу власть. Как мне рассказали, Анна приехала в Якутию, побывала в нашем министерстве культуры, и ей дали миллион рублей. А когда я попросил денег на фильм, мне отказали. Для московских кинематографистов средства тут же нашлись, а мы бегаем безрезультатно. Ее фильма я еще не видел. Он же игровой, с документальными вставками. А про меня снимали документальные картины.
— Чего вы глобально хотите?
— Снять кино, которое хочу. Пока не получается. Хотелось бы не отвлекаться на финансовые вопросы, а решать художественные задачи. Мне бы хотелось смотреть российское кино на разных языках. Россия же разговаривает на 146 языках, поэтому мне интересен фильм «Глубокие реки» Владимира Битокова, снятый в Кабардино-Балкарии. Важно, чтобы люди, от которых зависит развитие кинематографа, ориентировались не только на столицы, но обращали внимание на регионы. В Бурятии и Башкирии, других регионах начали снимать и хотят снимать, но местная власть им говорит: «Обращайтесь в Москву». А Москва отвечает: «Шансов у вас здесь нет, работайте на местах». Знаю, что в Иркутске и Тюмени люди вообще не могут снимать кино. А нам выпала такая удача. Волна какая-то идет.