«Убить дочь мне приказали голоса»

Якутск Вечерний. В пятницу, 16 марта, в шесть часов вечера возле многоквартирного дома на улице Хабарова, 27/4 невменяемая женщина на глазах у чужого ребенка насмерть забила плоскогубцами свою 9-летнюю дочь. После убийства она спрятала ее тело под металлическим гаражом, взяла за руку оцепеневшую подругу убитой дочери и отвела ее домой. Преступление было раскрыто в тот же день. «Убить дочь мне приказали голоса», — заявила следствию убийца. Тут же выяснилось, что она страдает психическим расстройством и долгое время состоит на учёте в психоневрологическом диспансере. То есть и органы опеки, и полиция, и врачи знали, что женщина не в себе. Но оставили ребенка в опасности.

18 марта по решению суда 38-летнюю Елену Л. поместили в следственный изолятор. Женщине назначен ряд экспертных исследований, в том числе комплексная психолого-психиатрическая экспертиза. Как нам удалось выяснить, в тот страшный день дочка Елены ночевала у ее знакомой, которая неоднократно помогала семье. Мать пришла за ней не одна, а с подругой дочери. Как они оказались вместе, сейчас выясняет следствие. Женщина забрала дочку, и они пошли провожать подругу домой. Матери дома не оказалось, но у девочки, видимо, были ключи от дома. В чужом доме Елена провела какое-то время, покормила детей. Пока неизвестно, что имен¬но насторожило соседей, но факт, что в это самое время по звонку о том, что в квартире пьянствуют на глазах у детей, пришла инспектор ПДН. Представьте ситуацию: инспектор застает в квартире с двумя детьми некую женщину, которая представляется подругой хозяйки. Мол, присматривает за девочкой. Женщина трезвая, в доме чисто, продукты есть. Инспектор даже не стала выяснять ее личность. Та, кстати, ранее была судима за кражу. Инспектор ушла. А буквально через несколько часов Елена с двумя девочками вышла на улицу, дошла с ними до улицы Хабарова и там зверски забила дочку на глазах у ее подруги.

Сразу после возбуждения уголовного дела по факту убийства девочки было заведено второе дело по ч. 1 ст. 293 УК РФ «Халатность». Следствие полагает, что у органов системы профилактики были все основания забрать дочь у Елены до совершения жуткого преступления.

Надежда ДВОРЕЦКАЯ, старший помощник руководителя Следственного комитета Якутии по взаимодействию со СМИ: — Следствием установлено, что обвиняемая состоит на учете в ЯРПНД, ведет аморальный образ жизни. Более того, ранее она лишена родительских прав на старшего сына. Следствие полагает, что в случае своевременного принятия мер к изоляции и изъятию дочери у обвиняемой, в том числе лишения ее родительских прав, имелась возможность избежать наступления трагедии. В настоящее время проводятся следственные и иные процессуальные действия, направленные на установление должностных лиц правоохранительных органов, органов профилактики и контроля, чье бездействие способствовало совершению особо тяжкого преступления в отношении ребенка.

Елена — воспитанница детского дома. Как сироте в 2005 году ей выделили квартиру в деревянном доме на Пионерского в 17-м квартале. В 2002 году она родила сына. Но уже в 2008 году женщину лишили родительских прав, а мальчика отправили в Алданский дом ребенка. Как нам сообщили её соседи, ребенка за¬брали у Елены из-за попытки взорвать дом.

— Елена здесь последние три-четыре года практически не жила. Появилась вот только в последние три месяца. И то набегами. О том, что она убила дочь, мы узнали, когда к нам пришла полиция. Ужасно, конечно. Просто нет слов.

— Внешне спокойная. Вроде не выпивала, по крайней мере, пьяной ее не видели. Толком с ней не общались. Ни с кем из соседей не дружила. Знаем, что наблюдалась на Котенко. Её взяли на учет после того, как она попыталась взорвать наш дом. 10 лет назад она закрылась в квартире и пустила газ. Орала на весь дом. Мы от страха тогда чуть с ума не сошли. Все на ушах стояли. Приехали пожарные, газовая служба, МЧС. Дверь буквально болгаркой пришлось выпиливать сотрудникам МЧС. Потом сына забрали и её материнства лишили, а она попала в психиатрическую клинику. После этого случая мы ужасно боялись, что всё повторится снова.

— Да, в то утро у неё была страшная истерика. Это было примерно в половине восьмого. Она швырялась по подъезду какими-то вещами. Материлась на нас, что-то подметала. Муж мой с ней поругался, как раз уходил на смену. Я посоветовала ему не связываться. Он позвонил на Котенко и сказал, чтобы они направили сюда бригаду. А они ответили, что не приедут. Сказали: звоните в скорую. А как скорая может забрать такую больную-то? Мы не стали дальше звонить. Она потом заперла дверь и ушла. В тот день после её ухода приезжала медсестра. Может, из-за нашего звонка, точно не знаю. Постучалась к ней, а её дома уже не было. Потом она к нам зашла и спросила про Елену. Представилась, что с поликлиники. Говорит, мы её выписали на днях за нарушение больничного режима. Я тогда удивилась и спросила: «Разве с вашей больницы можно выписаться за нарушение больничного режима? Это же невменяемые люди». На что она мне ответила: «Я медсестра, ничего не знаю». Я тогда спросила её, как устроить чело¬века в больницу. Мы, соседи, мучаемся и боимся, что у неё повторится срыв. У нас всё-таки дети, а вдруг она захочет дом спалить или еще что. И потом, непонятно же: до поры до времени больной человек ничего не делает, а потом взял да и убил. До этого она ни на кого не кидалась, конечно. Но это же не значит, что она этого не сделает. По ней было видно, что она агрессивная. Медсестра посоветовала нам обратиться с письменным заявлением куда-то на Лермонтова и ушла.

Во вторник, 20 марта, в мэрии после этого случая состоялся большой разбор полетов. Присутствовали все ответственные службы, которые должны были, по сути, предвидеть поступок матери и заблаговременно отобрать ребенка. Тем более что до этого Елена была лишена родительских прав на первого ребенка. Кроме того, что состояла на учете в психдиспансере, она еще наблюдалась и в наркологии, так как периодически злоупотребляла спиртным.Вдобавок ко всему женщину была ранее судима по статье 158 УК РФ «Кража». В данное время судимость у неё погашена. Но, тем не менее, согласитесь, что биография матери оставляет желать лучшего. Так почему у неё не забрали дочь?

— Она была лишена родительских прав по первому ребенка. И то со второго раза суд принял такое решение. Первый раз суд отказал. На неё было возбуждено дело по статье 156 УК РФ «Ненадлежащее исполнение родительских обязанностей». Она в то время выпивала и оставляла ребенка одного дома. На основании этого мы выходили с иском в суд на лишение родительских прав. По решению суда было сделано ограничение родительских прав. Когда выходили, кстати, с иском в суд, у неё второго ребенка еще не было. По девочке мы также проводили работу. У неё на Пионерской была квартира. Имелась большая задолженность по квартплате. Мы выходили с ходатайством в суд, чтобы снизить плату. Она лечилась в больнице, устроилась на работу. Потом по её просьбе мы продлевали нахождение ребенка в реабилитационном центре. Потом она ребенка забрала и в поле зрения органов опеки больше не попадалась.

Мы же осуществляем профилактические меры согласно ФЗ «Об основах системы профилактики» в рамках своих полномочий. То есть выявляем и ведем учет детей, оставшихся без попечения родителей. То есть это сироты, усыновленные, приемные дети. А вот работа с социально опасными семьями — это уже не наши полномочия. Это полномочия соцзащиты, образования и лечебных учреждений.

В поле зрения эта семья как неблагополучная к нам не попадала. Женщина состояла на учете в психоневрологическом диспансере. Но это же не значит, что она не может воспитывать ребенка. Если бы она была судом признана недееспособной, тогда уже другой вопрос. Эту семью курировал Строительный округ. Там есть специалист опеки, который её посещал на дому. Ей оказывалась материальная помощь. Общественная организация многодетных матерей округа помогла с ремонтом квартиры. После этого ужасного случая наш специалист выходил на школу, где училась девочка. Там ничего отрицательного не могли сказать о матери. Даже, наоборот, говорили, что она, кроме того, что постоянно посещала родительские собрания, состояла в школьном совете родителей. Не знаю, что с ней произошло. А у нас в городе знаете, сколько таких ходит. Я вот сижу и думаю: сейчас Елена, а кто следующий? Дело в том, что психоневрологический диспансер не даёт нам информации, потому что это медицинская тайна. Они не могут разглашать. Сколько лет мы поднимали этот вопрос. Они могли бы дать нам информацию по тем, кто у них состоит на учете. Например, наркология нам представляет такие списки. А психоневрологический диспансер для нас закрыт.

Вот сейчас все пишут: «Где была Танцура и что она делала?». Танцура сидела и работала. Я же не могу просто без основания взять и забрать ребенка. Потом опять же все СМИ и уполномоченный по правам ребенка скажут: а на каком основании вы нарушили права матери?

— Дело в том, что к нам поступил телефонный звонок, что там якобы пьянствуют. Эту информацию мы мгновенно передали в ПДН. Инспектор подразделения по делам несовершеннолетних туда выехал. Оказывается, это квартира её подруги, и там была Елена. А самой Григорьевой на месте не оказалось. На момент посещения всё там было нормально.

— Продукты питания были, никто не пьянствовал. Они сидели, ели. Вообще предпосылок не было. Елена нормально себя вела. Мы же стараемся отобрание редко делать, обычно помещаем на реабилитацию. Но оснований у нас не было. Видимо, в какой-то момент её переклинило.

— Вы знаете, к нам такие телефонные звонки регулярно поступают, и информация чаще не подтверждается. Бывает, что соседи друг на друга наговаривают или еще что. Но, тем не менее, выезжаем по каждому звонку незамедлительно. Но если оснований отобрать ребенка нет, не можем этого сделать. Вот мы приехали, и, если всё нормально, как можем забрать ребенка? Ладно бы если там пьянка была или ругань, что-то, чтобы было к чему придраться. Но этого не было.

— Сказать, что 100%-но она была благополучной, нельзя, потому что она у нас проходила по определенным моментам. Елена состояла на учете в ПДН. С ней работал реабилитационный центр, служба сопровождения. Но нельзя сказать, что мать до совершения преступления представляла опасность для ребенка. Не было этого.

— Здесь нет ничьей прямой вины, потому что человек был психически больной. Не было документов с психоневрологического диспансера, что её надо изолировать. Поэтому считаю, что здесь была недоработка со стороны психоневрологического диспансера. Они должны отслеживать эту категорию и доносить до нас информацию, а не закрываться. У нас вообще ЯРПНД закрыт для всех. Есть семьи, которые состоят на учете и ведут нормальную жизнь, но это не значит, что мы их бросаем. Всё равно периодически выезжаем туда, их посещает ПДН. Ну не было сигналов у нас, чтобы отобрать ребенка. И потом, у нас переполнен реабилитационный центр, рассчитанный на 45 мест. Детей помещать некуда, хотя по городу должно быть восемь приютов со службами реабилитации сопровождения. Об этом мы сколько поднимали вопрос, писали в прокуратуру, но на сегодняшний день вопрос не решен. Это государственные полномочия, а не местного самоуправления. У нас всего по городу три службы сопровождения, и то одна из них общественная — Лига женщин «Тэрчи». Не хватает кризисных центров. Можно было бы эту женщину туда направить. Нет центров, которые работали бы с алкоголиками.

В 2016 году дочь Елены помещали в реабилитационный центр для детей, оказавшихся в трудной жизненной ситуации. Это ведомство относится к Министерству труда. Там нам сообщили, с семьёй постоянно работала служба сопровождения реабилитационного центра. Девочка посещала дневное отделение центра для несовершеннолетних в 202-м микрорайоне. Там она ходила на кружки, участвовала во всевозможных мероприятиях, причем вместе с мамой. Только за прошлый год ребенок принял участие в более 80-ти мероприятиях, организованных центром.

— Елена была прописана по округу в 2005 году. Я познакомилась с ней, исполняя свои трудовые обязанности. Было распоряжение пройти по выпускникам детских домов и посмотреть, в каких условиях они живут. Мне тогда не очень понравилось, как она живет. Это было в декабре 2005 года. В январе 2006 года пошли к ней уже с инспектором ПДН. С 2006 года мы сопровождали эту семью. В 2008 году поместили её сына в центр реабилитации и потом отправили в детский дом. Её ограничили по суду в правах. Она на какой-то период потерялась и не жила дома, потом появилась снова. То есть она периодически появлялась по месту прописки. Сдавала квартиру даже какое-то время. Там ей всё разбили. Помогали потом восстановить. Но так в квартире она и не жила толком. В 2015 году она снова появилась на горизонте. Пришла уже с девочкой. Ей нужна была помощь. Светлана Дмитриева, председатель родкомитета многодетных матерей, стала оказывать ей помощь. Она у нас представитель в Союзе многодетных. Часто обращается в разные благотворительные фонды и помогает нашим людям одеждой, обувью, иной раз продуктами, если дают по акциям. Светлана очень много им помогала. Лена работала в торговом центре уборщицей. В последнее время жаловалась, что очень сильно устаёт. Даже было дело, когда Света за неё мыла полы, чтобы та не потеряла работу. Возилась с ее дочкой, когда мать лежала в больнице, девочка даже у нее ночевала. И за несколько дней до убийства дочка Елены жила у Светланы, потому что мать проходила лечение в дневном стационаре в психоневрологическом диспансере.

В пятницу, 16 марта, Елена пришла за дочерью вместе с чужим ребенком. Сказала, что это дочка ее одноклассницы, за которой она взялась присматривать. И вот такое… У нас даже в голове не укладывается, что могло произойти? Как такое могло случиться, чтобы она так поступила с ребенком, которого любила? Социальная служба постоянно занималась с этой семьёй, и все люди, которые приходят в центр, могут подтвердить, что Лена была хорошая и заботливая мать. Агрессии у неё не было. Она девочку очень любила, везде с ней ходила, в мероприятиях участвовали. Из центра реабилитации не выходили, можно сказать. Там очень много кружков бесплатных. Они с дочкой посещали театры. На лекции Лена ходила. Вроде все занимались с ней, и никто даже не предполагал, что может такое произойти. У нас даже был с ней разговор на днях, стоит ли ей восстановиться в правах в отношении сына. Ему сейчас 16 лет. Он хотел вернуться к матери. Она по нему очень скучала. Да и жизнь вроде налаживалась.

— Да, это было. Так её же потом в ЯРПНД принудительно положили. Лечение прошла, а потом уже дочь родилась. Она за неё уцепилась и ради дочери на многое шла. Не пила, старалась устроиться на работу. Как-то стремилась к хорошему. Пыталась наладить свою жизнь.

— Отцовство она не устанавливала. Боялась, что у нее заберут дочь. Оформила только на себя.

— Нет. Такого никогда не было. Мы все себя виним, что, может, где-то недоработали. Но в то же время вроде всё старались сделать для нее. Знаете, вот обидно то, что у нас нет связи с ЯРПНД. Это закрытая тема даже для опеки. Да и прокуратура не всегда может запросить. Когда отрабатываешь семьи сложные, мы не знаем, может родитель осуществлять воспитание ребенка или нет. Опасен он или нет. Нас никто не предупреждает. Она же лечилась у них. Неужели они как специалисты не увидели этого? Мы же не психиатры и не знаем, что с ней такое обострение может произойти. А они с нами не сотрудничают. Ни с кем из системы профилактики. В семье ребенок, мама состоит на учёте в ЯРПНД. Они же могут в опеку сообщить или в ПДН, что на вашей территории проживает такая гражданка и у неё есть малолетний ребенок. Можно было это дело взять на контроль. В школе, может, тогда по-другому бы смотрели. А то ребенок в школу приходит чистый и опрятный. Все школьные принадлежности есть, взносы оплачиваются. Какое мнение будет о матери? Мама была к тому же председатель родкомитета. И они сейчас все там в шоке, когда услышали, что Лена состояла на учете в ЯРПНД. Опека понаслышке только знала об этом, и КДН тоже. Официальных бумаг не было ни у кого. Ни у медиков, ни в школе, ни в садике, куда девочка ходила, претензий не возникало.

— Мы же не будем афишировать, если в семье всё нормально, «ой, смотрите, она состоит на учете». А может, ошибочный диагноз. Мы же не можем оценивать её состояние. Она там проходила лечение каждый год. Врачи должны были отслеживать. Если бы они как специалисты предупредили, может, у нас другой подход работы был бы к ней, и такого не произошло.

— Я всю информацию сообщила на комиссии. Спросите у мэрии. Ничего не буду комментировать.

— Я не могу официально вам ничего комментировать. Обратитесь, пожалуйста, в Минздрав.

В Минздраве нам пояснили, что представлять информацию о психическом заболевании психоневрологический диспансер не обязан. Её можно получить только по запросу. Что касается заболевания Елены, то она состоит на учете в ЯРПНД по алкоголизму. Показаний для принудительной госпитализации женщины не было. По мнению медиков, женщина не представляла опасности для общества. В последний раз она про¬ходила лечение буквально в начале марта в дневном стационаре.

ИЗ ОФИЦИАЛЬНОГО ОТВЕТА МИНИСТЕРСТВА ЗДРАВООХРАНЕНИЯ РЕСПУБЛИКИ

Психоневрологический диспансер направляет в орган внутренних дел по месту жительства списки лиц с психическими расстройствами, состоящих на активном диспансерном наблюдении и на амбулаторном принудительном наблюдении и лечении у психиатра.

Гр. Л. не состояла на активном диспансерном наблюдении как лицо, страдающее хроническим и затяжным психическим расстройством с тяжелыми стойкими или часто обостряющимися болезненными проявлениями, склонная к общественно опасным действиям (состояла на обычном диспансерном наблюдении), а также имела положительные характеристики в отношении своей дочери с органов опеки, где состояла на учете. В период диспансерного наблюдения у врача-психиатра показаний для не добровольной госпитализации и лечения в круглосуточном стационаре ГБУ РС(Я) «ЯРПНД» не было.

Согласно записям звонков, вызов бригады скорой медицинской помощи 16 марта 2018 г. соседями произведен не был. В этот день был активный обход пациентов участковой службой ГБУ РС(Я) «ЯРПНД», однако на тот момент по месту жительства гр. Л. не оказалось. Гр. Л. в последние годы наблюдалась в ГБУ РС(Я) «ЯРПНД» с астенической и невротической симптоматикой (нарушения сна, головные боли, утомляемость, плохой аппетит). Галлюцинаторно-бредовых переживаний не обнаруживалось. Каких-либо сообщений о «приступах психического расстройства» не поступало.

Следствию еще предстоит выяснить, кто в этой длинной цепочке был не прав. Но уже абсолютно ясно, что в нашем городе полностью отсутствует нормальное взаимодействие между различными ведомствами. Никто никому ничего не должен сообщать, а в итоге гибнет ребенок. Ненормальная мать проходит лечение на Котенко в дневном стационаре, а психиатры не могут заметить, что женщина опасна для окружающих, для себя и для своего ребенка. Мать лишена прав на первого ребенка, но спокойно воспитывает второго и даже не состоит на учете в органах опеки. Округ не просто помогает семье для отписки, а буквально выполняет роль ближайших родственников, пытаясь облегчить жизнь матери. Можно долго спорить, как и кто должен был поступить. Ясно лишь, что все вокруг так и не смогли уберечь одну маленькую жизнь. Но могли ли вообще что-то сделать в этой ситуации все эти ведомства? Надо ли отбирать детей у ВСЕХ родителей с психиатрическими диагнозами? Стоит ли пытаться всеми силами оставлять детей в родной семье? Как в центре города в шесть вечера никто не увидел и не услышал страшного убийства? Нет ответов.